Так и захотелось громко выругаться. Очень сильно захотелось. Вот просто гигантским усилием воли сдержалась.
Остальной путь, который продлился не меньше трех часов, мы больше не общались. Я и так наговорила много лишнего, а Змею я была просто неинтересна. Время неумолимо близилось к вечеру, есть хотелось все сильнее, так что даже навязанный страх отошел на задний план. Навязанный, именно навязанный. Как он это делал? Гормоны? Феромоны? Я бы это поизучала.
Заинтриговав меня окончательно, он ушел, сунув мне в руки Маню, но буквально пару секунд спустя я услышала весьма высокохудожественный свист. Ого! Не знала, что он так умеет. Прислушалась… Ах он!
И почему-то задумалась о том, что очень хочу считать его память, касающуюся именно тех лет, когда он начал работать охотником. О детстве и том периоде, когда он лишился семьи и клана, я знать не хотела, мне было достаточно его рассказа, а лишний раз прочувствовать его боль и отчаяние… нет, этого я определенно не хотела.
Защелкали замки, зашуршали засовы, и спустя несколько секунд дверь распахнулась, являя моему презрительному взгляду того, кто убил мою семью. Жалкий, мерзкий старик. По документам ему было всего пятьдесят семь, но выглядел он на все восемьдесят. Остекленевшие глаза, желтая пергаментная кожа, искусно сведенные рубцы от язв, как минимум семь пластических операций, но все тщетно — у Эклза была редкая болезнь кожи и чудовищно нестабильный гормональный фон, от которых не спасали ни дорогостоящие процедуры, ни пересадки кожи, ни пластика. Полгода-год, и все по новой.
— Я бы с вами поработала. — Я ответила прямо и честно, потому что не видела смысла скрывать. Я уже давно поняла, что скучаю по временам, когда работала в госпитале, и мне очень хочется продолжить практику в качестве операционной медсестры. А может, даже и врача.