Семен Руднев пожимал плечами, крутил черный ус и ничего не отвечал. А старший сержант Ерохин лишь посмеивался, глядя на недоумение знаменитого партизанского командира, чье имя уже было хорошо известно немецким тыловикам и сотрудникам ГФП.
– Да, разумеется, – сказал генерал Деникин, вставая, – а теперь, Александр Васильевич, давайте посмотрим вместе с вами расположение бригады и поговорим с людьми…
– Так точно, товарищ Сталин, – сказал Хмелев, – выясним.
– Посмотрим, посмотрим, – ответил Верховный, подходя к крайней стереотрубе, – товарищ Василевский, вы можете начинать.
– Ну, – недоверчиво сказал Гитлер, – так чем же вы хотели меня порадовать?
Ранней весной 1942 года, в те самые дни, когда вся страна праздновала освобождение Пскова, Риги, Таллина и снятие блокады Ленинграда, я попрощался с политотделом 40-й армии и убыл в распоряжение отдела кадров Брянского фронта. К тому времени, как мне казалось, я уже пообтерся среди командного состава, и теперь мне отчаянно хотелось найти свое место на войне и покомандовать самому. Сам не знаю почему, но мне хотелось за линию фронта, то ли в рейдирующие части ОСНАЗа, совершающие глубокие прорывы в немецкий тыл, то ли к партизанам.