Покончив с телом, принялся парень ей волосы промывать. Долго с ними возился, но справился. Все веточки-листья вычесал. Жир треклятый, которым местные жители голову мажут, смыл. Потом напоследок водой тёплой окатил. А девица млеть начала, глазищи закатывать. Испугался Слав, подхватил на руки, вынес в предбанник. Там жена отдышалась, в себя пришла. Непривычна к бане славянской и жаре парной. Хотя банник к чужачке по-доброму отнёсся – пар лёгкий дал нынче. А когда девица отдышалась, спохватился молодой славянин – во что одеть-то её? Не в шкуры же?! Сообразил. Натянул на неё рубаху свою чистую. Как раз до коленок достала. Та удивилась, стала материю льняную руками щупать, рассматривать. Подхватил её муж на руки, понёс в новый дом. Там на ложе уложил, накрыл полостью из меха медведя, укутал, чтобы не простыла с непривычки. Высунулась наружу девица, смотрит на него жалобно. Потом на рот свой показала. Сделала вид, что жуёт. Понятно. Голодная. Развёл Слав руками в стороны. Потом показал на Ярилу-Солнышко. Как мог, пояснил, что скоро ужин, отчертив рукой две полосы на косяке дверном, благо полотнище деревянное закрывать не стал. Тогда и поедят. Поняла – не поняла, но глаза закрыла. Уснула. Понятное дело. Намаялась за день. Переволновалась, бедная. Ещё утром сиротой была. Не знала, проживёт ли день, или задерёт её зверь лесной, а то и славянский лучник стрелой подшибёт. Теперь же вроде новая жизнь устроилась.