Цитата #974 из книги «Красно Солнышко»

В тот вечер Совет быстро закончился, потому как вождям не до рутины было. Быстро решили все вопросы и разошлись. Брячислав даже не понял, с чего тогда собирались, когда можно было и без говорильни лишней обойтись. Едино, что внимания заслуживало, что встал со своего места новый вождь сенека да кинул перед ним свою дубинку крашеную. Толкнула мужа Кими, шепнула, чтобы подобрал. Взял брошенное князь да о колено и хряпнул с размаху надвое. Вздрогнули вожди, а супруга любимая губу закусила. Побледнела даже. Сразу четверо ещё поднялись с места, кинули Брячиславу свои колотушки. Тот на них посмотрел, потом вынул нож свой из ножен боевой, булатной стали, хотел было рассечь, да удержала его руку жена, не дала непоправимое сделать. После объяснила, что, если ломаешь Топор войны, значит, живых людей не оставишь у противника. Закончится битва лишь тогда, когда все противники мертвы будут. Лютое дело. Смертное. Выругался про себя князь, да назад хода нет уже. Каюга, онондага, мохоки и тускарора поддержали братьев по крови. Онайда воздержались. Значит, не против одного племени война будет. А супротив пятерых. Дёрнул Брячислав щекой недовольно, а в душе сомнения – справятся ли? То от Крута зависит. Сколь людей и каких привезёт. Но воевать славяне умеют. Да против стали и конных не попрёшь, и лучники у славов не чета здешним. И в битвах дружина училась драться куда более жестоких, чем здешние меднокожие.

Просмотров: 5

– Не за тебя беспокоюсь. За того, кто с тобой говорить хочет. – И незаметно значок показал. Такой же, над которым давешний сотник посмеялся.

Просмотров: 5

Не спустили местные лютой расправы. Оно и понятно – свой всегда ближе к телу, чем пришлые. И всегда прав. Не поняли намёка оленеводы, и началась война. Да только зря решились их вожди на это. Против закованных в сталь славян костяные луки слабы, а каменные наконечники коротких копий ломаются, словно сухая трава под подошвой. Так что получалась не битва честная, а просто бойня. Соберутся чужаки вроде бы тучей. Может, три сотни воинов или четыре. Приплывут неведомо откуда на своих лодках-каяках, закрутят над головой боевые плети – куски кости к ремешкам привязанные с дырками проделанными. Воздух воет, морок вороги пытаются нагнать на славянских воинов. Пустят тучу стрел тоненьких, начинают высаживаться на берег. А дружинники дождутся, пока те все на землю выйдут да к стенам подбегут, и начинают стрельбу из луков и самострелов. Тяжёлые стрелы костяные доспехи насквозь пробивают, сметают находников, словно веник снег с валенок. Потом ворота распахиваются, и стена щитов да секироносцев зачищает уцелевших и раненых. Побросают тела в воду – пусть плывут себе с приливом.

Просмотров: 8

Подивились ещё невиданному вожди, как волокушам на круглых дисках, которые тащили другие бизоны, ибо увидели, сколько клади на тех волокушах. Поразили их скво светлокожие, с волосами цвета снега. Ибо не распущены были их волосы, а уложены диковинным образом. Но больше всего удивила их пища невиданная, а точнее, как готовили они её. Принесли пришельцы воду из реки, зажгли костёр. Но воду они носили не в мешках, а в сумках из дерева, круглых, как диски их волокуш. Водрузили на огонь большой котёл, не из кожи, а из чего-то непонятного. Налили туда воду из своих мешков. Над огнём забурлила вода, бросили в неё зёрна неведомого злака, потом белый порошок добавили, мяса свежего, стали ждать, когда всё готово будет. Недолго пришлось в ожидании пребывать, ибо вскоре прогорели угли, и накрыли котёл тот великанский крышкой такого же материала. Убедились люди, что не страшен котлу жар огня, не боится он прогореть, как кожаный или деревянный, и тепло пропускает.

Просмотров: 7

Нет, как испокон веков заведено: все мужи в племени проходят воинскую науку, начиная с младых лет, едва трава перестаёт коленки дитю росой мочить. Тогда покидает славянин отчий дом, чтобы вернуться в него через долгих двенадцать лет. Или не вернуться. Как боги возжелают. Ибо может юноша голову свою сложить в бою либо не выдержать суровой подготовки, а то и от лихоманки сгореть, невесть зачем насланной девой Мораной. Но коли выживет и вернётся, начинается у него другая жизнь, жизнь свободного пахаря-земледельца. Ставит муж избу, рубит подворье. Не сам, вестимо. Построиться-то он и один может, но сколько времени уйдёт на такое? На помощь приходят родовичи. И близкие, и дальние. Во время стройки убелённые сединами старейшины исподволь наблюдают за молодым мужем, вернувшимся после ратной выучки. Отмечают для себя, ловок ли тот с топором управиться, не заставляет ли животных тягловых больше положенного трудиться. Потом, когда дом и усадьба готовы, собираются старшины на совет, где и выносят свой приговор – быть родовичу полноправным членом рода или стать изгоем. А то и проклясть могут, ничего не объясняя. Всякое бывало… Но коли благосклонен взгляд стариков, то приходит из капища жрец. Кропит кровью петушиной порог во славу Матери богов, Мокоши Светлой, благословляет нового сородича, и племя поёт ему хвалу. После всего приводят на новое подворье скотину и птицу, набивают амбар зерном для посева, а сундуки – домашней утварью: посудой деревянной, любовно вырезанной долгими зимними вечерами, и глиняной, на круге гончарном сотворённой искусными пальцами, одеждой льняной и шерстяной, расписанной знаками родовыми, и прочим, что необходимо на первое время молодому хозяину. Остальное сам должен добыть либо изготовить, а то и выменять, если будет на что. Но через год снова наведаются к нему старики, придирчиво проверят каждый уголок, каждый сундук. Спросят за каждую вещь, что дал ему род, за каждую курицу, за каждую скотину. Посмотрят, полны ли закрома и кладовые, есть ли за едки-соленья в погребе. Справа воинская, из слободы принесённая воем, в порядке ли? Показал ли себя добрым, разумным хозяином славянин или нет? Строг их взгляд, несмотря на возраст, и зорок. Любую оплошность углядят. И вновь соберутся на Совет вечером, станут рядить-судить, думу думать. Всю ночь просидят, а наутро, с первыми петухами, пойдут на поле родовича. Ибо по росе видно лучше всего, как тот пахал, как сажал, как ухаживал. Посмотрят, а после вновь в град возвращаются. И опять в избу общинную на Совет. Выпьют старики не один кувшин мёда, съедят не один каравай хлеба, а к вечеру, к зорьке закатной, решение своё вынесут – достоин ли воин стать земледельцем, с честью ли станет носить имя пахаря. Руки у него умелы, к братьям меньшим добр. Нрав спокойный. Посему – принять в род… И появляется улыбка на лице мужчины. Ибо больше он не вьюнош бесправный – хозяин! И отныне у него, как и прочих, слово на сходе общинном право молвить есть. И обязанности. Пусть в слободе парень лучший среди сверстников был, но толку что? Мечом махать, из лука стрелять – дело дурное. Не столь почётное, как носить имя пахаря. Ибо кормить род большего стоит. А врагов на славянских землях в то время и не видывали. Приходили встарь из дальних земель чужаки, но миром решалось всё. Встречались на поле старшие славян и находников, договаривались. Выделяли чужим земли, благо Славения велика и обильна ими, показывали выборным, помогали осесть, построиться и корм даже на первый год давали щедро, пока свои урожаи не снимут. Словом, мирно жили. Как и положено. Хлеб – всему голова. Не меч и не сталь.

Просмотров: 7