Увидев, что поручение выполнено, вновь явился Путята и забрал монаха с собой, на корму, где возле кормщика стоял князь. Было видно, что завязалась оживлённая беседа. Жрец спрашивал, потом перетолмачивал на славянский язык. Князь задавал вопросы, пленник, выслушав перевод, отвечал. Несколько раз оба собеседника, поскольку пленником монаха просто было уже не назвать, настолько он естественно, без всякого испуга вёл себя с Брячиславом, переспрашивали друг друга, не в силах поверить услышанному. Но Путята подтверждал сказанное, и опять оба – и монах, и князь – уверялись в истинности слов друг друга. Жаль, расслышать разговор было нельзя, но отроки набрались терпения – князь у них добрый человек. Нужно будет – всем расскажет.
– Прости вину неразумному! Вернись, богом прошу!
– Вижу. Шума не поднимать. За ограду не выходить. Утром пошлём отряд. Известно, куда наши пошли?
– Хочу с князем переговорить, прежде чем решение принять.
Чужинцы подкрепление увидели и сигнал градский, ещё громче завопили, копьями затрясли. Потом один зашагал к граду. Смело идёт, несёт гордо голову, потрясает в воздухе своим топориком. Теперь ясно, для чего тот у скелета лежал. Оружие это у них боевое. И с таким против меча? Подивился Брячислав дикой храбрости, спустился к воротам, повелел открыть, его выпустить. Засады, уловки он не боялся: чуть что – и пятьдесят стрелков в краткий миг выпустят сотни стрел. И от ливня стали не спасёт ничего. Тем более лёгкие, обтянутые кожей щиты с личинами… Верно угадал. Поединщик. Только вот на такое тот не рассчитывал. Увидел закованную в сталь глыбу, на голову выше себя, побледнел, губу прикусил, но ни шага не изменил, ни осанки. Не подаёт виду остальным, что уже распрощался с жизнью, поняв опытным взглядом, что нет у него ни шанса против славянина.