Крут немного отошёл, темнота с лица чуть спала. Потом его черёд пришёл говорить, старшего дружинника. И страшны были его речи. Тяжелы. Поведал Крут, где людей взял. Что пришлось ему рабов-холопов выкупать у хозяев, в том числе и у храма Святовида. За то осерчали жрецы на дружину, отказались отныне от помощи поселенцам, и впредь в земле славянской тем, кто стал жить здесь, отказано. Изгои они теперь. Рассказал Крут и о том, что на будущий год договорился он с работорговцами арконскими о выкупе всех рабов славянского племени и языка, которых они на рынок привезут, даже задаток внёс. Но жрецы потребовали плату за лодьи, которыми народ перевозят, и на тот же будущий год вернуть корабли с платой арендной за использование. А людей ожидается много. Едва ли не четыре тысячи. А сейчас он привёз почти две с половиной тысячи. И мужчин, и жёнок, и детишек. Просит Крут прощения у князей, что самовольно на подобное отважился, но явился к нему во сне дух неведомый, посоветовал так сделать. Словом, винится воин. И коли решат братья наказать его смертью за самовольство, так тому и быть. Ибо волей своей рассорил он Аркону и Славгород, и вина сия безмерна. На том голову понурил, решения ждёт.