После дележа добычи мы, наконец-то, смогли покинуть Маракайбо. Послав в форт одного из местных жителей, чтобы тот сообщил, что у нас на борту находятся ценные заложники, мы вошли в пролив. Пушки молчали.
— Открою вам страшную тайну. Рабство для всех неприятно, — насмешливо ответил я. — Если вам действительно есть что сказать, говорите уже наконец.
Если его послушать, так профессия флибустьера очень престижна и даже овеяна флером романтики. Дескать, бороться с засильем Испании на морях — благородное дело. И я бы может даже проникся этой пылкой речью, вот только мне было абсолютно плевать на местные политические дрязги.
Одна из женщин, видимо желая выслужиться, крикнула мне, чтобы я поберегся. Ибо стоящая передо мной стерва была взята вице-губернатором в дом из милости. А когда дон Франциско осчастливил ее приглашением в свою спальню, она выждала удобный момент и попыталась прирезать вице-губернатора. Все остальные сидели в домашней тюрьме за более мелкие проступки типа подгоревшего обеда или недостаточно тщательно открахмаленного белья.
— Что? — возмутился полковник и, сжав в руке трость, направился в другой конец сарая, где стоял Стид.
С чувством патриотизма в 17 веке было не очень. Что в высших кругах приближенные к трону особы на чужие державы работали, получая за это приличное содержание, что на низшем уровне не было особого понимания верности стране. И когда я предложил не трогать английские корабли, моя команда искренне удивилась. И даже выразила недовольство.