– Раздеваться, надеюсь, не надо? – мрачно спросила я, осторожно присаживаясь на край и щупая поверхность.
Ущемленными и обиженными жизнью сиротами мы с мелким, впрочем, никогда не были. Нас сразу приютил давний друг отца, дядя Боря, работавший дальнобойщиком столько, сколько я себя помнила. У них с женой, тетей Адой, своих детей не было, так что мы с успехом заменили друг другу семью. Я называла их по привычке «дядя и тетя», но для Ваньки они стали куда более родными существами, чем полузнакомая пара с голографий, и отсюда возникло немного странное обращение – «папа» и «мама», но по именам, которое порой проскальзывало и у меня. В моем сердце, как я вынуждена была со стыдом признать, эти люди заняли внушительную часть места, отведенного для родителей. Не вытеснили знакомые образы, просто прежде это место пустовало.
Уже вся наша компания, включая младшего, успела обзавестись симбионтами и активно осваивалась в новом мире. Активнее всех, конечно, Иван; он умудрился с ходу записаться на какие-то летные курсы, и это был единственный случай, когда я всерьез выпала из своего апатичного ожидания в реальность. Хотя братец, по-моему, об этом пожалел, потому что выпала я исключительно для поддержки тети Ады, отчитывающей его за безалаберность.
– Не хочу об этом, – ворчливо отмахнулся мужчина, опрокидывая меня на лопатки, наваливаясь сверху, вновь вжимая в гладкую теплую кожу петы и отвлекая поцелуем. Целовал – жарко, жадно, долго – до тех пор, пока я окончательно не сдалась, выкинув из головы все лишнее.
Я этих фанатиков недолюбливала, как и любых фанатиков вообще, и искренне опасалась, как бы они своим плачем не испортили что-то в отлаженном механизме ЗОР и не осложнили жизнь миллиардам людей. Но Василич с дядей Борей каждый раз отмахивались и успокаивали меня, что таких идиотов во все времена хватало и глупо переживать из-за горстки не вылеченных вовремя недоумков. Я, конечно, беспокоиться не прекращала, просто продолжала делать это молча.
– Все равно не очень понимаю, к чему вы клоните, – озадаченно нахмурилась я.