Я всегда думала, что самое страшное из того, что со мной может случиться, – это гибель родных. Перспектива собственной смерти никогда не казалась настолько же чудовищной. В конце концов, мертвецу уже нет никакой разницы, что там происходит в мире с еще совсем недавно дорогими ему существами и его бренной оболочкой. Но этот страх был застарелый, привычный. К голове дяди Бори никто на моих глазах не приставлял бластер, Ванька не падал на потерявшей управление леталке, тетя Ада не истекала кровью на моих руках; только в страшном сне или воображении. Я отдавала себе отчет, что всех рано или поздно не станет, и, как любой нормальный взрослый человек, примирилась с этой мыслью.