Кстати вспомнилось, что при желании красоту можно найти в любом явлении природы, и я постаралась себя успокоить. Если забыть, что это тело – мое, а черные линии на нем – на самом деле отдельное живое существо, редкая сетка узора лежала удивительно гармонично, как специально нарисованная. Повторяла изгибы, даже подчеркивала достоинства фигуры.
– Вот и помолчи еще, на скрытых резервах, – осадила тетя. – Аленушка, не обращай внимания, он не со зла, а по глупости. Знаешь ведь, мужчины – они…
В общем, я с удовольствием узнавала новое об окружающем мире и все глубже втягивалась в учебный процесс, уже ничуть не жалея о переменах, происходящих со мной и во мне.
Нашлась и наша одежда, о которой я за всеми приключениями успела подзабыть. Оказалось, у петы имелся естественный «багажник» – две полости, расположенные на теле у оснований «крыльев». Изначально они, правда, имели почти то же назначение, что сумки земных сумчатых животных: чтобы детеныш мог спрятаться от опасности. Живородящие млекопитающие петы оказались очень заботливыми родителями, и сумки такие присутствовали у обоих полов. При этом летуны совсем не возражали против заполнения свободного пространства посторонними предметами – разумеется, в тех случаях, когда у них не было детенышей.
Тетя, разумеется, последовала за мужем в качестве моральной поддержки, а Сур – вновь сослался на неотложные дела и покинул наше общество. Вдохновленные его примером, засобирались и гости: неожиданно обнаружилось, что время незаметно подобралось к вечеру, а то, что я посчитала обедом, на самом деле оказалось ужином.
Сердиться на Сура за вчерашний обман я не перестала, но накал злости ощутимо ослабел, оставив раздражение и обиду. Способствовало ли тому близкое знакомство с симбионтом, оказавшимся не таким уж жутким и даже где-то милым, или мое неумение долго держать в себе негативные эмоции – не знаю. Но, кажется, я даже приготовилась более-менее спокойно разговаривать с Сургутом. Или хотя бы не бросаться на него с кулаками и претензиями при встрече.