– То есть все-таки живой имплантат, а не опасная форма жизни? – со смешком заметил Василич и добавил ехидно: – Если со мной сейчас, конечно, ты разговариваешь, а не оно маскируется.
Голос отлично подходил к наружности этой женщины. Невысокого роста, плотного телосложения, как говорят – с формами, со всегда аккуратно уложенными вокруг головы волосами, черными-черными и настолько густыми, что я всегда тихонько завидовала, даже понимая, что светлые волосы просто значительно тоньше, и не мечтая об «обмене». Темные большие глаза на круглом лице из-за своего специфического разреза казались всегда печальными, хотя тетя – вполне жизнерадостная женщина. Когда она хмурилась, густые черные брови выразительно сходились над переносицей; у нее вообще очень выразительное и, несмотря на далекие от абстрактного идеала тонкие губы и крупный нос с ощутимой горбинкой, красивое лицо. Лучше, чем у этих идеалов: запоминающееся и яркое.
– Сур, скажи, а у вас какого-нибудь мыла нет? – с надеждой уточнила я, забирая из его рук миску.
– А-а, тоже полосками покрываться. Ада Измайловна, смотри – тоже тигром буду, – насмешливо подмигнул штурман, поднимаясь из кресла.
– И что же к чему? – с нервным смешком уточнил Сургут.
Мгновенное ощущение невесомости и черные мушки перед глазами, сопровождавшие переход, изменили картину мира настолько внезапно, что у меня закружилась голова и подкосились ноги. Вот где было в пору радоваться капкану чужой руки на своем локте! Сейчас чужак послужил мне отличной поддержкой, без которой я имела все шансы рухнуть.