— Что ты делаешь? — спросила та, которую Кохэн полагал судьбой. — Что он делает?
— У мамы в коллекции украшений был один камень. Огромный рубин. Неприлично, как понимаю, огромный. Вроде бы как подвеска… тогда мне казалось, что он — всего лишь подвеска. Экстравагантная, как сейчас бы сказали. Но память… память — странная штука. Она многослойна, и порой одно скрывается за другим. Я вот помнила о других ее украшениях. Букет сапфировых фиалок. Или просто ожерелье-ошейник из алмазов. Или… неважно, главное, что этот камень, он как бы не существовал для меня. И понадобился пробой, чтобы я о нем вспомнила. Зато теперь вижу его столь ясно, что диву даюсь.
— Это был хороший дар, — сказала Идущая-в-ночи, поднимая сердце. И в руках ее то менялось. Оно становилось прозрачным, ослепительно ярким…
…и по узким улицам пройдут войска… хорошо, если войска… сначала банды. Бывшие фермеры, земля которых перестала давать урожай. Скотоводы. Солдаты. Зачем солдаты в мире, где больше не с кем воевать? О золоте Атцлана ходят легенды.
— Не отстану, — согласилась Тельма. — Сейчас у тебя есть шанс. Расскажи, как все было, и я уйду.
Как не слушать того, кто пробил рукой грудь, а из груди вытащил сердце, прозрачное, что вода в колодцах Атцлана? Как не услышать его, чья кровь омыла камни великой пирамиды. И бурые, темные, они вдруг посветлели.