Вот она садится рядом с Ги. Берет его за руку. Смеется, хотя что может быть неуместней смеха на похоронах? Пьет… любовница? Неужели он, ошалевший от кажущегося могущества, настолько забылся, что привел на похороны сына любовницу? И не это ли вызвало гнев жены?
Блеклый свет становился ярче шаг от шага.
Или братец настолько хорошо скрывал свои отношения с Элизой, что прислуга не была в курсе? Стоило подумать об этом, как голова заболела. Да и… какая разница? Радоваться надо, меньше забот, но если он еще мог бы проявить осторожность, то Элиза, судя по словесному портрету, благоразумием не отличалась.
— Кто она? — Крылатый Змей отступил, не в силах выносить вонь ее тела, сам вид женщины, которая все-таки не была богом.
И медсестра, разразившись очередною птичьей трелью, смысл которой от Мэйнфорда ускользнул, подчинилась. Куда она ушла? Когда?
Он понял это, выбравшись из дома через чердак, — следовало благословить эту странную привычку людей Старого Света, строить несколько домов под общею крышей. Там же, на чердаке, Кохэн обнаружил сундук с тряпьем, и переоделся. Измаранный кровью костюм он бросил здесь же: в квартире найдется изрядно улик, и еще одна не изменит общей картины.