— Это просто цветок, — он улыбнулся, и эта улыбка заставила сердце биться чаще. Ничего, с сердцем Тельма как-нибудь да управится. — Поверь, если бы я хотел тебя очаровать…
И как знать, не является ли этот кошмар ее подарком?
Молчание — это чистый холст, та же скатерть… или нет, скорее шелковая простыня. С монограммой. «Э» и «Г», связанные воедино ветвью плюща. Шелк холодный, плотного плетения. Тельма видит его ясно, она могла бы прикоснуться, если бы было желание. Но она просто смотрит. Оранжевые пятна возмущения проступают медленно, то тут, то там, будто кто-то, сидящий за холстом, старательно выдавливает их.
Тело Тельмы, сроднившись с тьмой, прозрело. Кто бы мог подумать, что черный имеет столько оттенков? Стены из бархата с прозеленью подземного лишайника. Его покров скуден, и потому бархат глядится линялым.
— Состояние, — терпеливо повторил Мэйнфорд. — Банковское имущество. Движимое там. Недвижимое… Элиза оставила все дочери. А опекуном назначила тебя.
…обучение в колледже и милая, хотя и обычная профессия медицинской сестры. Надо полагать, что выбор у Аманды был не столь уж велик. Наверняка с юных лет она ассистировала отцу.