А пятно расползалось. Элиза не замечала его, она сидела, покачивала изящною ножкой.
— Ее создали, чтобы остановить войну. Когда-то давным-давно… когда альвы перестали быть едины, и одни присвоили солнце, оставив другим тьму.
Почти с сожалением. Почти по-человечески. Когтистые лапы ее обхватили стойку для зонтов. И тварь встала. Потопталась. Дернула шеей и поплыла. Бледное, словно из воска вылепленное тело ее менялось стремительно, но перемены не доставляли твари удовольствия.
А Мэйнфорд и вправду остановился. Сдавил голову руками. Он стоял, пытаясь управиться одновременно и со Зверем, и с силой, которая почти вышла из-под контроля.
— Он убил человека, — не самая подходящая тема для чаепития. — Так мне сказали. Девушку.
И кажется ей симпатичным. Нет, это не та симпатия, которая доводит до постели, иного полузабытого свойства. Он — что-то настолько родное, утерянное, а теперь вот обретенное. И Тельму саму тянет улыбнуться в ответ.