Камень — корона. Простая цепочка ассоциаций.
Глухой голос и далекий. А сама она близко, и рука, которая вцепилась в руку Мэйнфорда, лучшее тому доказательство.
— Т-ты так ничего и не понял… мама… тоже думает, что умная… умнее всех… а ее… нет, не скажу, — Гаррет запрокинул голову. — Сам догадайся… мы с ней… еще тогда… корона… король и королева… кровь одна… Тильза дура… все они, кто собирался… ты правильно угадал… стервы… я п-предуп… реждал… дети не нужны… ам-мулеты… а они… п-потом р-радуют… я п-предлагал… м-миром п-предлагал… а они отказались… мол, ребенок — это счастье… ни хрена… п-проблемы и ничего кроме… что мне оставалось?
Зверь не знал, но он слышал горечь в запахе ветра, и близость беды чуял, и спина ныла, чесались крылья. Если Мэйнфорд не верит собственному чутью, то чему вообще он готов поверить?
Пропустить мрачного типа в мятом сером костюме. Почему-то Кохэна больше всего поразил именно цвет. Безнадежный какой-то, пустой. В Атцлане любили яркие краски, в них пытались найти подтверждение, что мир еще жив.
Если он вовсе не вернется? К дому нельзя, станут искать. Тельма? И к ней заглянут, просто на всякий случай. На свою квартиру? Безумие, но… там деньги, а без денег Кохэн долго не протянет. Хотя… цверги, если и знают о случившемся — а новости по Нью-Арку разлетались быстро, — без постановления суда и пальцем не шелохнут.