Она спала. Мирно. Спокойно. Зажав в руке раковину, которую он выкопал в ящике с барахлом. И улыбалась, и не слышала ничего, кроме голоса моря.
— Умница, — Мэйнфорд протянул руку. — Идти сможешь?
— Снимает, — нечеловек склонил голову набок. — И сколь бы то ни было длительный прием его оправдан в случаях, когда наличие судорожного синдрома установлено. И не просто установлено. Пять эпизодов в сутки… вот показатель. А у него…
— Выходи… — он остановился у кровати. — Хватит… мне надоело.
Люди, которых Тельма не знает. Лица. Слова, овеществленные музыкой. Обрывки этой самой музыки, всегда тревожной. Краски, расплескавшиеся по ее рукам, чтобы превратиться в кровь.
Тельма надавила на синюю корку ногтем, и лед треснул. Она медленно, сосредоточенно сковыривала одну ледяную чешуйку за другой. Боль несколько отвлекала.