Она чувствует, как истончается нить, привязывавшая ее разум к телу.
Свирель по-прежнему молчала, а Джессемин, которой так хотела рассказать все, не замечала этой тишины. Она раскачивалась все сильней. А ведь достаточно небольшого толчка, чтобы она покатилась с вершины пирамиды.
Жвалы твари сухо щелкнули, и Зверь замер. Слишком рано… слишком мало места… любое движение твари сметет его. А она сильна, и в открытой схватке шансов уцелеть немного.
— Здоров всецело, — Мэйнфорд с удовольствием потянулся, до хруста в костях. И грудь поскреб, благо расстегнутая рубашка позволяла. Матушка терпеть не могла этаких плебейских вольностей.
— Уезжай. Увози ее, и подальше. Ей сейчас нужен покой, — целитель смотрел на Мэйнфорда сквозь коньячную призму и потому сам выглядел желтоватым. — И еще… тебе станут говорить про госпиталь… там условия и все такое… там и вправду зона пониженного давления. А еще препараты… и эти препараты подавят симптомы. Сделают ее счастливой, только…
Имена легко выдумать, а с ними и новую жизнь, беззаботную, безоблачную. В этом сама суть Карнавала. И никто не осудит…