Его женщина выглядела изможденной и откровенно жалкой. Ей было больно и страшно, и Зверь заскулил, не представляя, как быть дальше. Он желал смерти тому, кто держал его женщину.
Тельме ни к чему знать подробности его прошлой жизни. Чем больше знаешь, тем ближе становишься, а она и так подпустила его чересчур близко.
И смех этот был клекотом, а клекот прорывался и сквозь вой взбешенных ветров, и сквозь треск молний. Гром… небо кувыркалось, пытаясь стряхнуть Зверя, но теперь он был свободен.
Мэйнфорд прижал руку к сердцу. Надо же, бьется. И не скажешь, что неживое.
…не то у Тельмы воображение. Камень станет ковром? Пускай. Холодным и неуютным, с трещинами и уступами, с мелким сором, что впивается в босые пятки.
Кровь успела засохнуть, но порезы, вопреки логике, не затянулись. Тонкий узор рун начинался под левой ключицей, спускался ниже, делал виток вокруг сердца, захватывая его в петлю, и змеей переползал на живот, и уже там разворачивался древом.