— Я всегда сам был виноват… да… в том, что родился вторым… и что дед меня ненавидел… и что папаша не замечал… хотя тут не могу осуждать… — он говорил прерывисто, и с каждым словом лужа крови разрасталась. — Она обманула…
Бледные руки с белесыми ногтями, тонкими, как лепестки розы, прилипшие к пальцам. На белые запястья, кожа на которых была столь тонка, что сквозь нее, будто сквозь туманное стекло, проступали и сосуды, и кости.
— Не знаю, — Тео руку убрал. — Мне нравится твой запах. Да и нас осталось не так много… правильнее было бы сказать, что нас почти и не осталось. Я последний в роду.
…локальное отключение сознания объяснило бы провалы.
Со стороны их парочка выглядит безумно. Он — в мятой одежде, да и собственная Тельмы не отличается ни чистотой, ни аккуратностью. Она взъерошена. Оба — раздражены, и это ощущается, если парень на заправке с их появлением замер.
— Ты вообще свободен, — Мэйнфорд втянул смесь ароматов — духи и кровь.