Она многих убила. Без жалости. Без сомнений.
— Я не могу ничего сделать с тем, что уже случилось, — голос Мэйнфорда доносился издалека, пробивался сквозь туман памяти. — Я хотел бы, но не могу. Зато я могу изменить то, что будет.
— Потому что выступаю в качестве доверенного лица, — Кохэн повторял это прежде и повторит снова. — И я готов начать судебное разбирательство. А профессор Игуальме, полагаю, выступит на моей стороне. Возможно, суд мы проиграем, но процесс будет интересен многим. Целителей не так часто привлекают к ответственности…
Видения. Память. То, что было. У нее должно быть право на свой океан, который избавит от сомнений и вопросов, и памяти, и знания.
— …и само собой, условия контракта были жесткими. Никто не хотел терять деньги. А Элиза… ах, Элиза… каждый сорванный день стоил бы ей пять тысяч. Она же умудрилась забеременеть…
Констебль, присевший в углу, незаметный, почти слившийся с голубыми обоями, протоколировал. Надо будет, чтобы девица после этот протокол от руки переписала, так оно надежней. Одно дело подпись, пусть и кровью оставленная, а другое — собственноручно выведенные слова.