Он сел на пол, верно, не доверяя ни собственному телу, ни табурету. А кружку с кипятком поставил рядом. Потянулся к сахарнице.
И тьма, поселившаяся в теле Тельмы, готова была подчиняться его приказам. Пускай. Тельма готова принять тьму. И смириться.
— Вы истощены, — целитель все же прикоснулся к руке. — Вы на грани. Вам не просто отдых нужен! Вы понимаете, что почти убили себя?
И если бы Мэйнфорд ненадолго уступил тело… всего на пару мгновений.
Рябина склонилась над ним, а тонкие нити вьюнка вплелись в волосы. И мальчик в своем сне был счастлив. Потом сны ушли.
Девочка медленно повернулась к Тельме, позволяя разглядеть и горбик, и впалую, вдавленную грудь. Вот шея была длинной и чистой, а голова, на ней сидевшая, огромной и несуразной, кривобокой какой-то. Одна половина слегка сплюснутая, другая, напротив, вытянутая. И лицо, глядеть на которое было тяжело, хотя в свое время Тельма повидала уродцев. Поплывшие глаза, один расположенный выше другого, нос, свернутый набок. Огромный рот. И пузыри на губах.