Похоже, Мара меня последней фразой успокаивает. Одуреть… Она, что, думает, что теперь это имеет значение?! Ах, ну да — чистые души невинных девственниц устремляются к престолу господнему вне очереди. По спецпропускам. Спасибо на добром слове — утешила.
Сквозь блеск опускавшегося солнца на речной глади проступали ползающие туда-сюда лодейки. Вот и ещё одна неторопливо идёт близко вдоль берега. Мужички в лодке внимательно выглядывают что-то на берегу. Сегодня таких «искателей» много: нестроевые частью оставались в верхнем лагере, теперь пытаются найти своих, побывавших в бою, здесь на пляже.
— Стоп-стоп! Ежели он какие слова мои обидными посчитал — указал бы он мне — где обида — я завсегда извиниться готов. Про мой блуд с его женой… Да я её только один раз и видал! Как она с крепостной стены платочком махала, когда мы в поход с Твери уходили. Я, конечно, мальчишечка лихой, но за версту, с реки на крепостную стену… не, не достану.
Посол эмира не сильно крутил головой, проезжая с тремя спутниками верхом по городу. Важно слез с коня, поддерживаемый спрыгнувшими ранее слугами, огладив бороду и отряхнув рукава богатого халата, двинулся к крыльцу нашего полуторо-этажного особняка… Вдруг, сквозь редкую цепочку владимирских гридней, обозначавших проход, метнулась женская фигура. Обхватила ноги посла, так что тому пришлось нелепо взмахнуть руками, удерживая равновесие, заверещала по-ихнему.
Конечно, Андрею хочется знать: сколько ему жить, как он умрёт, как его помнить будут… И вообще — а что там, в «за далью — даль». Но спрашивать… не кошерно.
— Любава, служанка моя. Добрая душа. От её голоса страждущие души смятенные — успокаиваются, и боли телесные — утишиваются.