Она, эта поросль, сейчас взращивается в теплых, солнечных условиях гуманизма, дружбы и интернационализма. У нее хватает идеализма, но уже нет свирепости дедов и отцов, потому что исчезла та атмосфера, настоянная на густом запахе крови.
– Не хреново девки пляшут, по четыре сразу в ряд, – пораженно пробормотал Иванов любимую присказку. – А я говорил, что от Данилки дерьмецом потягивает.
– Вообще, – мечтательно протянул Паша, – название фильма звучит интригующе. Вот было бы смешно, если бы Ирка в меня влюбилась до состояния рабы, – вот бы я повеселился.
Где-то среди ночи я проснулся и немного поворочался, наблюдая за колыханием теней на потолке. Затем не выдержал, поднялся и пробрался к окну. За холодным стеклом сквозь редкие ветки деревьев темнели силуэты домов. Слегка покачивающаяся под железным колпаком одинокая лампа выхватывала конусом света косо летящий мокрый снег. На отвоеванном у тьмы клочке двора распласталась комковатая серая слякоть. Я любовался этим, торжествующе улыбаясь. Мой любимый светлый мир, я пришел к тебе!
Тяжелая дубовая дверь приоткрылась, и на пороге возник знакомый подполковник с оливковой сумкой-баулом в левой руке.
– Товарищи комсомольцы, – начал он, – по школе, оказывается, гуляет мерзкий стишок про Генерального секретаря КПСС дорогого товарища Леонида Ильича Брежнева и героического руководителя коммунистов Чили товарища Луиса Корвалана. Печально, но об этом нам сообщил только один сознательный комсомолец, – веско сказал он и с угрозой окинул учеников взглядом. – Только один, и в этом тоже предстоит сегодня разобраться.