Принял душ и начал ворочаться в кровати, крутя в уме одну и ту же мысль: «Ладно, если рвать когти, то когда?»
Из залитой солнцем комнаты вывалился, по-весеннему утробно завывая, пушистый сибирский котяра и посмотрел на меня глубоко безумным взором.
– Дюш, да ты что, – воркует мама, – отличные полуботиночки, вон блестят как, почти новые.
Сало! Свое, похоже, с нежно-розовым отливом у тонкой шкурки и двумя узкими прожилочками темного-красного мяса… Я нетерпеливо заелозил на стуле. Сидящий напротив дед усмехнулся в густые седовато-рыжие усы и тихонько подмигнул.
Неторопливо вошел в необычно шумный двор и огляделся, припоминая. Вдоль стены рядком, по числу классов, выстроились невысокие горки макулатуры. Около каждой мнется по подмороженному ответственному с помятой от многомесячного использования тетрадкой в руках. Нашел кучку от нашего класса и подвесил свою ношу на крючок пружинного безмена. Пока Армен пыхтел, разбирая в полутьме риску, до которой оттянулся указатель, я засунул нос в записи – в среднем приносят от трех до пяти килограммов, хотя у некоторых энтузиастов доходит и до десяти.
– А я с гантелями начал заниматься, – похвастался он, косясь на Тому. – Во, пощупай, – подсунул мне согнутую в локте руку.