Меня одобрительно хлопали по плечу, жали руку, мне широко улыбались девчонки, а потом сквозь толпу протолкалась Зорька и прилюдно, под радостный свист и веселые аплодисменты, коротко обняла и шепнула: «Молодец». За ее спиной Тома, вся светясь, подняла вверх большой палец. Зачет.
– Палата представителей Конгресса США, – доносится сквозь завывания глушилки, – приняла резолюцию, осуждающую преследование советскими властями евреев и других желающих эмигрировать. Результаты голосования по резолюции: «за» – четыреста, «против» – два.
– Тэк-с, – протянул я, разглядывая машинописные листы. – Давайте по языку с горошком… Ваня, шурпу будешь?.. Значит, две шурпы, только передайте повару, чтобы не забыл баранину положить. – Я строго взглянул на официанта. – И… а давайте баранину же с рисом. Тебе тоже? Две баранины. Вино будешь?
Легко такое говорить, помня, как за лето перед девятым классом рванул на двенадцать сантиметров.
Подумать только, к вечеру в сумке будет просто шикарный джентльменский набор – пистолет, кинжал, набор отмычек и золото.
– Помнишь про хор? – Наклонившись к аккуратному ушку, я тихонько процитировал: – «Хор видели? В тыщу человек. Как поют, слышали? Ну а если один где-нибудь там, в середке, не будет петь, а только рот открывать? Разве заметишь?» Это, Том, мягкий вариант. Это еще ничего, можно проглотить. Можно ведь подумать, что он так укоряет лентяев. Ладно… А вот когда он про покраску забора эдак многозначительно замечал: «Если вы хотите, чтобы мы и дальше красили вместе, то должны видеть вещи в едином цвете», то это уже жесткий вариант. О чем бы ты тут подумала?