Вообще, черт этот произвел бы на меня самое устрашающее впечатление, если бы не его рога. Они буквально излучали приветливость и доброту, причем такого напора, что это даже становилось неприличным, поскольку отдавало в самом низу живота самым бесстыдным и откровенным образом.
Крылья его были толще и массивнее, и из прямоугольных стали квадратными. Толще сделалась центральная часть корпуса, тяжелее и грубее все формы – и, самое главное, чудесного вида паровая машина из серебристого металла, удивлявшая меня своей совершенной красотой, раздулась в два раза и выпирала теперь своими закопченными боками из бортов воздушного судна.
Поднявшись по ступеням между обелиском и сфинксом, он обернулся к оставшемуся среди деревьев батлеру, поднес к лицу сложенные зеркальными шестерками пальцы обеих рук – и поглядел на батлера сквозь получившиеся очки. Батлер ответил тем же жестом, попятился и исчез в темноте.
– Про кого? – Капустин наморщился. – А, вы про этого… Работаете хорошо, признаю. Даже такие мелочи знаете…
Мне сделалось ясно, что кроме темных научных рассуждений я не услышу от своих гостей ничего интересного.