Все эти «истины», явленные мне во сне, становятся не особо важны, когда я просыпаюсь. Потому что я живу не там, где вижу Жука и его князя, а вот тут – в мире, где мы встречаемся над этой страницей. Может быть, это измерение тоже мне снится, но сон очень навязчив и многого от меня требует. И в этом главном и общем для всех сновидении я смотрю на вещи немного по-другому.
Вату даже жалко. Она год за годом пытается создать свою элиту, чтобы перестать быть пищей – а элита, развив когнитивные навыки, прикидывает цепким молодым умом, куда все идет, и превращается во враждебную слюну. И не надо никакой конспирологии – вот я, а вот Семен.
Знаете, Елизавета Петровна, когда видишь смеющегося золотоволосого ребенка, в своем веселом счастье забывшего все на свете, перестаешь думать о горестях – и на душе становится светлее… Вот это было похоже. Упоительно было смотреть на эту рыбку – такой радостью она искрилась. Казалось, в каждой ее чешуйке отражается по солнцу – или, может быть, она и была всеми этими солнцами сразу.
Отметим, что Голгофский здесь не фантазирует, а обобщает в форме понятного сравнения свою огромную работу по исследованию деятельности северного масонства – сам он хорошо понимает, что такое «возведение Храма».
– Вот здесь зеленые стервы все рассчитали верно, – сказал Капустин. – Ответного удара не произошло по той простой причине, что «Последний Звонок» можно пустить в ход только в настоящем. Рептилии решились на атаку, зная, что бородачи не смогут ответить, если в настоящем их больше не будет. Вы ведь не можете нажать на кнопку в прошлом или в будущем. Это можно сделать лишь прямо сейчас. Рассуждение было правильным. Но они не учли, что у бородачей могут появиться союзники, для которых настоящее время будет их родным домом. А они, получив это устройство, на кнопку нажмут легко… Если не с радостью.
– Приветствую хранителей. Запрашиваю коррекцию личного вербального каркаса.