— И что? Будет очковать до конца операции? Будко, открывай и жмись к стене. К бою.
В общем, никаких конкурентных преимуществ у постапокалиптической Мамайки перед другими частями города не существует. Но сейчас по району, скорее всего, кто-то болтается — внизу среди черепичных крыш в серое небо поднимался узкий дымный шлейф, чёрный, тревожный. Это не дом горит, не усадьба…
После случая на выходе из Мамайского туннеля я вывел громкость почти на полную, и щелчок вызова расслышал очень хорошо. Вздрогнув, быстро шагнул к открытой двери джипа, и тут же понял, что носимая рация у меня на груди отозвалась точно таким же щелчком, разве что потише.
Неожиданно под ногой исчезла земля, пласт дёрна поплыл и начал сползать в пропасть. Назад, дурак контуженый! Ух ты, ёлочки! Чуть не свалился в пропасть, так легко осыпается кромка обрыва.
— Спасибо тебе, добрый человек, не догадались, — ехидно заметно уставший ответил уфолог. Я пересилил себя и, приподняв бархатистый капюшон, взглянул на лицо серого. Живой, зыркает.
— Ништячки, матросики, зубы у него есть, похоже, плотоядный, уродец… А раз есть зубы, то, значится, есть и нервные окончания. Всё скажет, как миленький, напильник отлично работает даже на зубных протезах!