— А чему ты удивляешься? — Усмехнулся Иван. — В феврале 1917 года они одни из первых отказались от Императора. Кинув и предав того, кто был гарантом их благополучия и стабильности. Если бы не их выходка, все могло бы пойти иначе.
От этого словосочетания слуга вздрогнул так, будто его кто‑то ужалил. Сделал несколько шагов назад и окинул гостей уже совсем другим взглядом. В нем читалась смесь страха и некая подозрительность.
— Наша вера не запрещает сделать из них лучников, — пожал плечами князь. — А ситуация у нас подобная ЦАХАЛ — кругом враги, а людей наперечет.
К трем оставшимся сотням на глазах присоединялись наиболее сообразительные общинники. Получилось еще где‑то триста — четыреста всадников. А за спиной бестолковый гомон, доносившийся из лагеря, сменился шумом битвы. Точнее бойни.
Раздался новый залп лучников, и новая тысяча стрел устремилась к тумену.
Волна всадников на приземистых, мохнатых лошадках накатывала медленно, но неумолимо. И бойцы щитовых рот изрядно мандражировали. Мягко говоря. Но стояли, чувствуя у себя за спиной стрелков, а впереди — очень неприятные для кавалерии заграждения. Рогатки были довольно невысокие, то есть, при желании их можно было перепрыгнуть на лошади. Но не на каждой и не всегда. Остальные же имели все шансы продолжить бег с выпущенными наружу кишками. На что и был расчет — чтобы попытались, захотели сходу форсировать преграду, выглядевшую со стороны довольно скромно.