— Он снимается? — тут же поинтересовался ректор.
«На тебе тоже стоит подобная защита?» — написала я Харну.
На губах Корнелиуса появилась улыбка. Эта малышка не переставала его удивлять. Её негодование, когда он начал расстегивать ей платье, было искренним. Возмущённое «Да что вы себе позволяете?!» и пощёчина сделали бы честь любой благородной даме, тем неожиданнее они были в устах этой трактирной девки. Гнев вспыхнул в нём. Желая показать её место, он разорвал на ней платье и замер, заворожённый красотой линии спины и белоснежной кожей. Как можно было скрывать под непритязательными нарядами такую красоту?! Он и сейчас отчётливо помнит то первое прикосновение к ней и ощущение нежнейшего бархата под пальцами.
Я вложила в его свою, и он крепко пожал. Не так, чтобы затрещали кости, но дав почувствовать силу рукопожатия. Его ладонь была узкой, с длинными пальцами и мозолистая.
— Как это понимать?! — воскликнул ректор и посмотрел с Харна на меня.
— Да бред! — запротестовал рыжий, но уже не так уверенно.