— Прости меня, — тихо, с видимым усилием, прошептал он. — Скажи, что простила.
Порылась в сумке и протянула взятую с собой краюшку хлеба.
В горле пересохло, тело заранее ныло от не нанесённых ударов.
Когда стемнеет, я должна взять сына и вещи и выйти на соседний перекрёсток, где будет ждать Тьёрн. Ни в коем случае не позднее одиннадцати, иначе из города не выпустят: закроют последние, Кастрийские ворота, через которые завозили продовольствие. А откроют их только в шесть часов утра.
И тут всё разом прекратилось. Завизжала норина. Потом послышался треск и приглушённый удар, будто упало что-то мягкое.
Осмотрев меня, врач обнаружил несколько ушибов и ссадин, а так же сильное нервное истощение.