Вам! Крупный голубь ударился о щит и тут же был рассечен мечом ниргала. Я успел протянуть руку и «влить» в себя немного рассеивающейся жизненной силы. Бросил последний взгляд на угрюмо стоящего священника и, развернувшись, зашагал к поселению, ведя за собой ниргалов.
– Более чем, – отозвался я без паузы, успокаивающе помахав рукой. – Более чем…
– Для нас так камень рубить нельзя! Грех большой, когда камень так ломаешь, Отец может не простить! А вот тут просто позор. И еще раз позор. В таком месте рубить смешно – плохое место, тяжелое. Чуть выше рубило если поднять и ударить – в один удар дело решишь. А здесь понадобилось сто ударов! Оченно большой позор! Но удары правильные – угол, сила, сколы. Гномы рубили! Хорошие рудокопы здесь работали! Нет! Не работали! Э-э… тюрьма? Каторга! Вот! Как на каторге работали!
– То лишь обычный жертвенник! Со сдерживающими печатями. Так… никчемная поделка. Но гнусная поделка! Кровавая!
Здесь стражей был уже десяток, рядом стоял черноволосый мужчина в серебряных доспехах с золотым воротником, властным жестом остановившим служителя.
– Хм… – как-то даже грустно хмыкнул священник. Отчетливо чувствовалась внезапно проклюнувшаяся тоскливая нотка. – Силушками… каким ты был дураком, таким и остался, Корне. Даже сейчас я могу затопить огнем половину двора.