– А то, что меня на бабки кинули, – тоже происки агентов мирового порядка? – вставил Двуха. – Кидок-то как-то не вписывается в общую систему…
– А вот какая!.. – Дед Лучок приосанился, видно, приготовившись к длинной речи. – Испокон веков на Руси так заведено было, что…
– Ты, Семеныч, и впрямь отдохнул бы, – посоветовал ему Двуха. – Оптима оптимой, а нельзя ж так без перерыва надрываться…
И на последующие реплики Игоря реагировал лишь односложными «да», «нет» или вовсе не реагировал. Сцепив зубы, он напряженно размышлял о чем-то. Несколько минут назад он звонил Виталику Гашникову с распоряжением поставить на холм, где возвышается макет палестры, круглосуточную охрану: две сменные группы по два человека в каждой. Потом подумал и позвонил Гашникову еще раз: сказал увеличить группы до пяти человек и выделить троих для личной охраны Евгения Петровича Пересолина. И добавил еще в конце, что настоятельно требует, чтобы Гашников и Усачев в ближайшее время не отлучались друг от друга.
– Да, – вдруг согласился Трегрей, видимо, не узнав киноцитаты. – Только ты не обижайся… Знаешь, я как-то раньше не понимал, что ты… всамдели меня любишь. То, что с нами было, как мы встретились, как стали жить вместе… я воспринимал некоей данью природе. Мол, так устроено живое существо, что невозможно ему всю жизнь прожить в одиночестве. Даже… досадовал иногда, что не смог противостоять повседневности, не сумел устроить свою жизнь так, чтобы ничего не мешало моим… моим…
Но растечься мыслью по древу ему не дали. Из толпы выступил Гаврила Носов, механик из местного кинотеатра.