– Палестру, палестру… – проворчал Двуха. – А Охотника вычислить – это не важно, получается, да?
– Управление – на то и Управление, – ответил Альберт, – чтобы такие парадоксы разрешать. Наша структура не единственная, куда выпускники палестры могут встроиться. Те самые высокие посты не навечно же за врагами закреплены?
В следующее мгновение в голове деда Лучка вспыхнул яркий свет, ничего не осветивший, лишь сменивший на короткое время непроглядную тьму.
– Соврус в свое время ой-ей-ей сколько миллионов долларов в российскую науку вложил, – подхватил Сомик. – А то и миллиардов. Родному-то правительству тогда совсем не до науки было…
– Я тебе сейчас очень важную вещь скажу… – вдруг тихо проговорил Олег, дождавшись пока старчески шаркающие шаги заведующего стихли за закрытой дверью палаты.
Нуржан выглядел так, будто его несколько раз всухую провернули в барабане огромной стиральной машины. Куртка на нем отсутствовала. Свитер и брюки был испачканы грязью и изодраны в клочья, и в прорехах поблескивали свежей кровью внушительные ссадины. Кроме того, на лбу налилась шишка размером с кулак, по подбородку расплылся синяк, пока еще светло-голубой, но темнеющий прямо на глазах. Губы Нуржана были разбиты, а во рту – когда он заговорил – обнаружилась большая, по меньшей мере в два зуба, щербина.