Оставшуюся половину дня и вечер мы провели тихо и по-семейному: смотрели телевизор, даже какое-то кино, причем довольно романтического плана с милым хеппи-эндом, затем поужинали, снова отправились валяться, и Фэрри вдруг потянуло на странные и немного неуместные рассуждения о том, кем я хочу стать после того, как вернусь в нормальный вид и с меня окончательно спадет заклятие.
И уж не знаю, зачем ему понадобилось мое признание, но после этого он больше не говорил – он действовал. Уверенно, нагло, страстно. Так, что у меня кружилась голова, а из горла вырывались лишь невнятные стоны и возгласы. Так, что его руки и губы были везде, где можно и нельзя, но так нужно… Так, что в какой-то момент я поняла, что еще немного – и я не выдержу. Так, что…
– Ксю… Божественная ты моя, дурочка! Да ты глянь на себя в зеркало – ты же само воплощение Добра и Справедливости. Да после их дурного и жадного до божьей милости Тарага ты вообще спасительница, не меньше! – Меня поцеловали везде, куда дотянулись, а затем категоричным тоном заявили: – Доедай десерт и пойдем в нижние залы. Время идет, до солнцестояния остается всего неделя, а нам еще свои силы осваивать. Давай-давай, не ленись. Сначала дело, отдых потом.
А затем до меня что-то дотронулось. Такое… мягкое, но не очень приятное. Как мягкие паучьи лапки. Брр!
– Ксю, у нас на вечер запланирован праздничный ужин, не увлекайся. – Монстрик откровенно млел от моих поцелуев, но почему-то не торопился поддаваться на провокации.
– Рад, очень рад. А теперь переоденься в подобающее случаю платье и позволь пригласить тебя на ужин.