В пятидесяти метрах от входа в здание штаба ОБСЕ, Кравченко опустился на колено, делая вид, что завязывает шнурки. Он рискнул взглянуть на вход. Телохранители российского генерала собрались у двери, обмениваясь анекдотами и куря сигареты.
— Мой работодатель… недоволен, майор, — тихо сказал он.
— Вы всерьез ожидаете, что я скажу Геннадию Грызлову, что поляки взломали наши самые защищенные системы, относящиеся к сфере национальной безопасности? — Рявкнула Барбо. — Если он мне не поверит, он решит, что мы тайно поддерживаем Польшу. А если поверит, то этот русский придурок будет знать, что наша так называемая кибербезопасность пальцем делана!
— Впечатляет, да? Одна мысль о том, что американцы доверили судьбу страны кому-то настолько недальновидному.
— Odobryat, — сказал Игнатьев. — Поехали.
— По всем нормам международного права, моя страна имеет полное оправдание на то, чтобы немедленно объявить Польше войну, — она улыбнулась в резко наступившей ошеломительной тишине, чтобы подчеркнуть сто, что ей предстояло сказать дальше. — Но мы не станем этого делать. Россия заинтересована только в мире. В отличие от тех, кто жестоко атаковал нас, мы не приемлем насилия ради насилия. Но, тем не менее, мы не дураки и не слабаки. Против нас совершено преступление — преступление, факт совершения которого взывает к справедливости и возмездию.