Я блаженно зажмурилась, с наслаждением вдыхая запах паленой кожи и слушая, как меня склоняют по батюшке и матушке на все лады. Ничего, маменька все равно не услышит. А папеньке без разницы — к нему никакая грязь не липнет. Зато какие у этих четверых недоумков стали симпатичные закопченные макушки! И сколь живописные прорехи образовались в самых неожиданных местах!
Вчерашний мальчишка как-то разом стал выше ростом и шире в плечах. Его никчемные серые крылышки развернулись, окрепли. А с их заметно удлинившихся перьев теперь струился и неумолимо расходился во все стороны болезненно яркий Свет — тот самый Свет, который, как ни старался, больше не мог причинить мне вреда.
Подошедший Васька недовольно засопел, и баньши тут же потрепала его за уши.
— Сволочи, — с изумлением констатировала я. — Беспринципные, наглые…
Марти! Ох, Марти, недооценила я тебя. Да, проклятье! Снова! Ну как ты мог забыть, что вампира-полукровку даже чистое серебро быстро не убьет? А в Рисьяра не посеребренными болтами стреляли — обычным железом. Чтобы вышибить из него дух, понадобится десяток таких залпов, не меньше. Ему даже не страшно — вон какими глазами буравит змею-мачеху. Безуспешно царапает когтями застрявший в горле болт, упрямо хрипит, дергается, но взгляд такой, что даже мне жутко.