На ощупь она оказалась гораздо приятнее, чем конвоир: шершавая, бархатистая и тёплая. Даже как будто слегка подавалась под рукой, словно это была не стена, а шкура какого‑то живого существа.
— Это не гадость. Это симбиотический партнёр. Вполне разумный, к слову. Да, ведомый, но имеющий право голоса.
А потом страх вдруг перегорел, потух, и осталась одна только всепоглощающая усталость и безразличие. Усталость от всего и сразу — от жизни, от собственных недавних дурацких метаний, от прежних надуманных проблем и этого самого страха. Хотелось, чтобы всё поскорее закончилось, но просить мазура прекратить это самое «всё» прямо сейчас я не спешила. Не знаю, почему; вместе со страхом перегорела и надежда, и вера в чудеса. Наверное, просто не вспомнила об этом простом выходе. Или мешал сделать последний шаг пресловутый инстинкт самосохранения, оказавшийся слишком сильным. Или я оказалась слишком трусливой для этого?
— Не ворчи, будут тебе брючки, — усмехнулся он. — Я же не возражаю!
— Да есть у меня успокоительное, — вздохнула я, красноречиво погладив чёрную полоску на руке. — Если оно, конечно, сработает.
Симбионт поначалу отчаянно сопротивлялся этой мысли, но потом всё‑таки сдался и пообещал что‑нибудь придумать, но посоветовал больше доверять своим сородичам. Не знаю уж, кого он имел в виду под «сородичами»; вряд ли людей в целом (насколько они достойны доверия, я только что узнала), скорее, родителей и Сура. А я волевым усилием всё‑таки переключилась на другую тему.