— Графиня, пока они тут за своим хозяином присмотрят, вы не проводите меня в гостиную?
Я обернулся на голос, раздавшийся за моей спиной. В двух шагах от кровати стояла стройная и довольно симпатичная женщина, лет тридцати пяти. У нее были внимательные и добрые глаза, но еще в них была боль. Тщательно скрываемая душевная боль, которую мне нередко приходилось видеть в глазах моей матери, когда та сидела у моей постели. Я поднялся.
Я протянул ему телеграмму. Он пробежал ее глазами, потом некоторое время смотрел на меня оценивающим взглядом.
— У вас есть для меня новости? — поинтересовался он.
— Нет. Мне вполне достаточно того, что я внутренним взором вижу. Странно? Для меня нет. Голос твой, лицо твое, сердце твое, все они говорят, что ты истину изрекаешь. Вот только разумом не могу понять: в чем корысть твоя?
Тот зыркнул на меня исподлобья и уставился в пол.