О стандартной для бойцов со щитами рубке, которую часто можно увидеть на выступлениях реконструкторов не могло быть и речи. Сил у парня действительно было в избытке, даже скользящий удар отозвался звоном в руке, но собственно это было неважно. Даже если бы мы были равны, мой противник был обряжен в некое подобие доспехов, а я — я уже сто раз пожалел, что вообще ввязался в подобную авантюру.
— В моём мире магии нет как таковой, — отрезал я, — не завезли.
— Мхла! Алей! Тхуела хуна! — выдавил я из себя некую фразу, запомненную мной из русско-арабского разговорника, которая, как мне казалось, значила: «Эй! Али! Подь суды!»
Это приводило меня в бешенство. Я не собирался убивать Таньку. Даже ударить её я бы не смог, но вот взглянуть в глаза и спросить: «Почему?» мне очень хотелось.
Мимо, пригибаясь, пронеслась тень. Вадик, аккуратно вкатившись в растительность, подцепил мёртвую тушку бородача за ногу. Тело боевика быстро поглотили кусты. Ещё через несколько мгновений напарник возник возле меня и, растянувшись рядом на чахлой сирийской траве, показал мне несколько условных жестов.