– Не дразни меня, Серегей,– проговорила она отвернувшись.– Нехорошо это. Стыдно тебе!
– Смоленский посадник пусть вылижет жопу моей кобылы! – пренебрежительно отозвался синеусый.– Я – Гудым.
«Соображал» Духарев аж до полудня. И после полудня. И еще полночи соображал, и от таких мыслительных усилий не на шутку утомился и уснул, где сидел: на пригорке под столбом.
– Верно,– поддержал плотника огнищанин, которого Серега пару раз видел на Любимовом подворье.– Дюжины хватит. А чужака Перуну отдать!
Парень ему не понравился. Наглый, как тамбовский бычок.
Мишку они выследили еще осенью, до снега. Выслеживали аккуратно. Не потому, что боялись. Не медведица с медвежатами, чай, а здоровенный лесной хозяин. Такой зря рисковать не станет, предпочтет убраться с человечьей дороги. Вот то-то и оно. Уйдет – и ищи его потом. А так – вот он. Хороший мишка. Жирный. Такой как осенью заляжет – так до самой весны проспит.