Валентина ложится рядом и гладит меня по волосам.
К их разговору из своего окошка прислушивается кассирша. Иногда она что-то добавляет.
Я начала говорить, что Гейгер вовсе не спешит, но тут зазвонил телефон. Платошу просили об очередном интервью. Он отказал и повесил трубку. О предыдущем разговоре уже не вспомнил или попросту не захотел его продолжать. Ситуацию, что называется, проехали. Находиться рядом с ним иногда тяжело.
Да, пока мы не жили вместе, Настя была немного другой. Но было бы странно сохранять стиль наших прежних отношений, когда обстоятельства нашего общения изменились. Мы, например, видим теперь друг друга голыми, и что – пользоваться нам прежними словами? Просто этого этапа у нас с Анастасией не было, иначе она, я думаю, тоже бы изменилась. И пора уже прекратить сравнивать Настю с Анастасией. Настя – сама по себе, она не овечка Долли и не копия бабушки – совершенно отдельный человек. Почему же я меряю ее чужой мерой?
Живые были найдены в штрафизоляторе на Секирке. С точки зрения начальника лагеря, это были люди, готовые на всё. В отношении того, как долго они останутся живыми, у них не было завышенных ожиданий. Преимущество их перед прочими живыми состояло в том, что они выбирали заморозку добровольно. Этих людей не нужно было подвергать избиениям, портившим человеческий материал, а значит – и чистоту опыта. Людей с Секирки доставляли на Анзер, несколько месяцев хорошо кормили, а потом использовали для эксперимента.
– Чтобы прикладывалось, требуются, между прочим, усилия.