Вот я смеюсь, а ведь есть в нем какая-то непрочность. Вчера в ванной поскользнулся и упал. Хорошо, ванна пластиковая, не чугунная, – сильно не ушибся, только меня напугал. Я в один прыжок прилетела, смотрю – он в ванне лежит. Улыбается.
Их больше нет – почему, собственно, я и пил коньяк. Почему допиваю его и сейчас, выводя эти строки. На днях меня спросили: “Отчего вы так беззаветно хотели стать авиатором – это была мечта о небе?” Фу-ты ну-ты! Тут ведь не только небо одно, но и другие прекрасные обстоятельства – и шлем, и очки, и усы. Дорогие, опять-таки, папиросы. Кожаные, на меху, куртка и брюки. Нужно понимать, что авиаторы были настоящими кумирами, элитой.
Сегодня Гейгер появился в сопровождении мальчика лет семи. Точнее, Гейгер зашел за какими-то бумагами Валентины (они лежали на подоконнике), а мальчик смотрел в щелку двери – я его видел. Когда я спросил у Гейгера, что с Валентиной, дверь открылась полностью.
– Теперь за нее отвечаете вы, – шепнул мне Воронин в коридоре.
– А вы были бы готовы не умирать и только всё стареть, стареть?
– Описываю предметы, ощущения. Людей. Я теперь каждый день пишу, надеясь спасти их от забвения.