Сравнил население страны с глубоководными рыбами. Они, дескать, только и могут жить что под давлением.
Меня, впрочем, изумляет Иннокентий. Человек пережил жесточайшую тиранию и так легко произносит слово “правитель”! Unglaublich…
Гейгер достал из бокового кармана фляжку и набор серебряных стопок в кожаном чехле. Во фляжке был коньяк.
Когда заехал вечером к Платоновым, увидел рисунок Иннокентия. Портрет Зарецкого.
Гейгер нажимал на меня в том отношении, что дневник – старинный жанр, а потому для меня органичен. Ведь я, выражаясь по Бунину, “не нонешнего века человек”. Вел дневник распрекрасно полгода – почему бы не вести его и дальше? Он мне про “нонешний век” уже когда-то говорил. Фраза яркая, запомнилась. Я, правда, Бунина только раннего читал и не помню там такого, но мотивацию Гейгера понимаю. Ему важно документировать происходящее в моем мозгу. А мне это зачем? Я, как заметил сам же Гейгер, целых полгода писал – разве этого недостаточно?
Через Настю Иннокентию предлагали вести корпоратив. На заводе, между прочим, холодильных установок. Это мне сама Настя рассказала. Спрашивала совета.