– Иди бестрепетно, – звучит повторное указание Терентия Осиповича.
– Дело в том, – сказал Гейгер, – что вы действительно очень долго были без сознания, и в мире произошли изменения. Я вам буду понемногу о них рассказывать, а вы продолжите вспоминать всё, что было с вами. Наша с вами задача – чтобы эти два потока слились безболезненно.
Осторожно отодвигая дары моря, я доставал с полок профессорские книги. Это были тома Майн Рида и Жюля Верна, рассказы о морских путешествиях, описания экзотических стран – вещи, от юриспруденции бесконечно далекие. На своей крымской даче профессор Гиацинтов собрал то, о чем мечталось с детства, но так и не состоялось. Что не предусматривалось его жизненным укладом и не помещалось в Свод законов Российской империи. В милых его сердцу странах законов, подозреваю, не было вообще.
– За успех нашей агитации, – произнес Остапчук.
Трижды в день ко мне ходит медсестра. Не Анжела – скучная пожилая тетка, мечта больного. Измеряет температуру, дает таблетки. Иногда укол делает. Всякий раз звонит Гейгеру (слышу, как он на том конце провода комариным голосом сокрушается). Он у меня сейчас ежевечерний гость.
– Недаром говорят: как водки выпить, – подбадривает меня Скворцов. – Хлоп – полбутылки одним глотком!