Первое, с чего надо начать – именно надо, потому что важнее новости нет, – я беременна! Это произошло, я думаю, в первую же нашу с Платоновым ночь. Его темперамент меня тогда даже испугал. Мне показалось, что раз или два он на мгновение терял сознание. Это понятно: он любит меня двойной любовью – к бабушке и ко мне. И мне это не мешает. Даже наоборот.
Тайная торговля провизией. Открыто торговать запрещалось.
А Платонов тоже хорош – разговаривал без особых эмоций, довольно, можно сказать, невозмутимо. Без преувеличенной (ах) радости, без даже волнения, сдерживаемого с трудом, – оч. спокойно. Я перед ним рукой помахала – мол, реанимируйся немного. Внутренне же моим Платоновым гордилась – ему из руководства страны звонят, а он вот так, без суеты, разговаривает. Мужчина.
Для того чтобы словам вернулась сила, нужно описать неописуемое. Тонкие лица смолянок под слюнявыми губами гэпэушников. Под их немытыми руками. От этих ублюдков несло по́том и перегаром, они вызывали самых красивых женщин для “мытья полов”, и те не могли их ослушаться.
– В людях накопилось много зла… – подбираю слова для ответа. – Должен же был найтись этому выход.
Не знаю, как так случается, что одним и тем же именем могут обозначаться полные противоположности. Был на острове один чекист, мерзавец, каких свет не видел, – так вот, его фамилия была Воронин. Как это? Почему? Или нет никакой закономерности в имени? О каре для него я мечтал, выдумывал ее во время работы, и это придавало мне сил тогда, когда их вроде бы вообще уже не оставалось. Хотел было Бога просить, чтобы вписал его в такие списки, из которых уже никогда не вычеркивают, за попадание в которые нет прощения, но боялся, что имя его бросит тень на отца Анастасии. Вспоминал Зарецкого и то, как я желал ему зла, и то, как Зарецкий погиб, – и было мне невыносимо стыдно, потому что Зарецкий, в сущности, имел человеческие черты, а Воронин их не имел. Я не буду описывать того, что делал Воронин.