– Сегодня никак невозможно: нам нечем заткнуть им пасть.
К Клеманту возвращался цинизм, но голос у него был усталым – ничто так не выматывает, как человеческая жестокость.
– Морван, – озадаченно бросил ученый, – это как Грегуар Морван?
– Вы полагаете, что парень был убит до взрыва? – спросил аналитик.
– Эта выставка посвящена Лео Биттремье, миссионеру-кларетинцу начала двадцатого века, изучавшему культуру йомбе и присылавшему в Бельгию эти священные предметы, которые, скорее всего, отбирал силой. Истинный фламандец, он отказывался говорить по-французски «даже перед лицом короля» и ненавидел колонистов. Утверждал, что белые принесли в Африку «не цивилизацию, а сифилис».
Эрван не настаивал. С самого их отъезда он размышлял над другой проблемой, совершенно к делу не относящейся. Он все еще не ответил Софии. Однако за эти два дня к нему вернулась способность ясно мыслить: эта история была просто-напросто невозможной. Может, имело смысл так и написать ей? Или назначить встречу и все объяснить? Был ли он способен на такое самоотречение? Или же просто боялся того, что будет дальше?