До той самой господствующей (весьма относительно, кстати) над местностью высотки, на которой грозными «пугалами» стояли три наших неработающих танка, мы доскочили быстро и без задержек. А вот уже на ней возникли проблемы…
Константиновский разведбат тогда совершил невозможное. Пробился к «ленте» с одним только лёгким стрелковым — против брони и тяжёлой артиллерии оккупантов, прогрыз коридор и удерживал его, раз за разом уничтожая пытавшихся раздавить его хохломутантов. Давая возможность колоннам с продовольствием, лекарствами и гуманитарной помощью беспрепятственно поступать в Донецк, питать его. Когда ребята шли туда, командование сказало им, что они идут на несколько дней — продуктов с собой почти не было. Мололи какие-то злаки, найденные в полях, жарили на прутиках улиток — и тем, Милостью Божией, были живы. И уничтожали, уничтожали, уничтожали ненавистных укров — напичканных боевой наркотой мутантов, которые лезли и лезли со всех сторон.
Особо хочу выделить одного из врачей нашего отряда Андрея Викторовича. Он пришел в здание ОГА в первый же вечер 7 апреля после работы. Работал он на тот момент детским анестезиологом-реаниматологом. Очень спокойный и уравновешенный человек. Отличный диагност и вообще специалист. Нам приходилось с ним часто дежурить по ночам в палатке на улице, потом уже в стационарном медпункте. Были случаи, когда от его решительных действий зависела человеческая жизнь. Мы стали не просто сослуживцами, мы стали друзьями и в дальнейшем не раз выручали друг друга в тяжелых жизненных ситуациях.
Сначала — Крым, за несколько дней, почти без крови. Теперь — Донбасс! У России настоящий лидер — волевой и решительный, опирающийся на свой народ, а не на милость заокеанских пидорасов. Он решительно заявил свою волю: «Мы никому не позволим убивать русских!» — и население России в едином порыве поддержало его. А мы, на Донбассе, в Харькове, Одессе, и даже Закарпатье — встали в едином порыве, чтобы спасти свою землю от нашествия западных извергов и их здешних марионеток.
Тонкой острой иглой в её голосе просквозила стальная нота несгибаемой, необоримой страсти. Лично встать на поле, в лёгкой ткани камуфляжа, под шелестящий свист вражеских осколков — навстречу ревущей, свистящей многотонной смерти вражеского штурмовика. Качнув гибкий стан, развернуть ему навстречу тяжёлую трубу «Иглы». Сквозь паутину прицельной сетки увидеть нацеленные себе прямо в грудь тяжёлые грозди НУРСов и ФАБов. Расширенными от предсмертного ужаса зрачками увидеть холодный лёд глаз пилота-карателя, наёмника без чести и совести, урода, говорящего по-русски, но посмевшего сбрасывать на русских людей, на свой народ тонны стали и взрывчатки. Лично, самой, заслонить своим хрупким смертным телом свой народ от крылатой смерти. Рёв стального дракона. Тонкий свист головки самонаведения ПЗРК, которой нужно время для захвата цели. И истончение этого времени с грохотом разрывов сброшенных штурмовиком ракет, которые всё ближе, которые приближаются быстрее, чем интеллект ракеты успевает заключить пикирующего врага в тиски смертельного уравнения наведения. Миг балансирования на пороге вечности… Ради жизни на Земле, ради будущего своего народа, ради уничтожения фашизма…
Подъехал один медицинский МТЛБ — нам его прислали с другой бригады на усиление нас. К сожалению, необстрелянный экипаж заменжевался. Я их несколько раз приглашал ехать за нами — даже один раз, проехав несколько сот метров, увидел, что они не едут, и вернулся за ними. Наконец, они поехали, но лучше бы этого не делали. Нерешимость в бою — одна из самых тяжких ошибок, чреватых самыми разнообразными осложнениями, довольно часто — кровавыми.