Напряжение нарастало в воздухе, сгущалось чисто физически, как электричество перед грозой. Потом, разом решившись, в грозном молчании мужики пошли на штурм. Навстречу нам, из окон первого этажа, беглым огнём ударили автоматы. Необычное чувство переполняло меня — мне казалось, что я огромный, до самого неба, что промахнуться в меня невозможно. И вместе с тем — что я должен собою заслонить родной город, всех этих мирных людей от озверелой хохлобандеровской нечисти, засевшей сейчас в здании, от их пуль. Решимость наших угрюмых горняков оказалась сильнее свинца очередей — всей толпой мужественные горловчане мгновенно ворвались в здание и автоматы захлебнулись. Западенских нехристей выволокли наружу — слегка помятых, но практически целых. При этом кричало «не бейте!» и прикрывало собой их гораздо больше людей, чем порывалось пнуть. Им сразу же оказали первую медицинскую помощь и на «Скорой» увезли в больницу. Их, которые только недавно чуть не убили нашего земляка и которые сейчас стреляли в нас, безоружных! Это было при мне, и было именно так, как я здесь описываю. Поэтому, когда сейчас их пропаганда смеет называть донбассцев «бандитами» и «зверями», я только улыбаюсь. Я там был, слава Всевышнему, и я знаю правду — кто на самом деле показал себя тогда людьми, а кто — озверелыми палачами и трусливыми убийцами.
Василий был весьма преуспевающий по мирному времени человек. Теперь же, как и надлежит талантливому человеку, который «талантлив во всём», он одновременно выдающийся снайпер, командир подразделения и наставник своих бойцов. Такое сочетание «боевых специальностей» — необыкновенно редкая штука. Потому что настоящий, хороший снайпер — человек с «уравновешенной до безразличия» нервной системой, одиночка-индивидуалист, сосредоточенный на самоконтроле, интроверт. Понятно, что хороший педагог, а тем более командир — носитель совсем другого психотипа. Педагог — весь сосредоточенный на ученике, тонко чувствующий его душевное состояние, умеющий подобрать и нужные слова, и правильные эмоции, чтобы найти к каждому индивидуальный подход.
Народная масса провожает иуду брезгливым безмолвием — ни единого осуждающего возгласа, ни единого презрительного заливистого свистка. И это единодушное спокойное отчуждение сильнее и страшнее самых неистовых проклятий.
Наступал вечер. Махач за город шёл по стандартному для такой ситуации сценарию: наши подразделения, вклинившись в него со своей стороны, потихоньку выжимали противника, тот отчаянно сопротивлялся. Образовалась густая каша — месиво наших и вражеских подразделений, известная военным профессионалам под названием «слоёный пирог». Лезть в неё, не имея надёжной связи с работавшими там подразделениями, было крайне опасно — легко можно было оказаться прямиком в расположении противника. Однако я лихорадочно анализировал информацию, получаемую из всех источников — от раненых, от командиров, от проезжавших мимо водителей, из эфира. Точнее, собирал эту информацию целый «мини-штаб» при мне — руководили им Ангел и Красный, а уж наиболее актуальное из всего этого потока сведений доводилось мне. Получалось, что ситуация с медицинским обеспечением подразделений (прежде всего — приданных нашей бригаде, брошенных в бой на самые опасные участки и соответственно, несущих самые тяжёлые потери) — не так хороша, как хотелось бы. Мягко говоря.
Так что лжёте, шкуры продажные, — никакие мы не сепаратисты! Мы, в отличие от вас — за единство украинского народа. И его братство с народом российским. Так было, так есть и так будет всегда!